Дети брошенные и дети суррогатные: и все равно они любят…

Что общего у социального сироты из детдома и малыша изобеспеченной семьи, позволившей себе родить ребенка с помощью суррогатной мамы? Насколько велика разница между пропивающей последние гроши «кукушкой»  и зарабатывающей рождением детей благополучной женщиной? Медвежата

С Ванечкой, что называется, «выстрелило». Какая-то искра, контакт, который складывается сам собой, неожиданно и ярко, и мгновенно пронзает душу счастьем и надеждой. Почему-то в огромном скоплении людей он меня запомнил, выделил, подбежал, открытый и счастливый, и сообщил: «Это я вчера в спектакле медвежонка играл!»

Медвежонка семилетний Ваня действительно сыграл, выступив на организованном нашей епархией театральном фестивале с участием детей-сирот. На следующий день мы повели ребят на благотворительный спектакль в ТЮЗ, и именно там, в толпе народа, снова встретились с ним. И потом, на остановке, Ваня долго махал из окна троллейбуса, пока тот не отъехал. Так, собственно, всё и началось.

А затем последовали визиты нашей небольшой группы православной молодёжи в детский дом. Дети радовались, и было видно, что мы им действительно нужны. И в один из первых визитов добрейшая и самоотверженная в своей любви к сиротам воспитатель сразу нас предупредила: вы приезжайте, дружите с ними, им очень нужны старшие сёстры и братья, взрослые товарищи.

Только вот не обнадёживайтесь зря — ничего больше. Мамой они вас не назовут. Мамы у них есть, и они любят только их. И потому усыновить их уже нельзя — сами не согласятся. Мамы для них — это святое.

Их мамы

Для полноты картины поясняю: все эти мамы лишены родительских прав. Лишены не по произволу свирепой ювенальной юстиции, а за дело: пьянство, наркоманию, оргии на квартирах. Никто не запрещает им видеться с детьми. Никто не мешает восстановить свои права. Однако мамы пьют запоем и прекращать это увлекательное занятие не собираются.

Иногда они звонят своим детям, чаще всего – в праздники и дни рождения. Обещают приехать, но так и не приезжают. Мальчишки и девочки ждут их у окон, выглядывают в них каждые пять минут, ходят, сами не свои. Весь мир для них перестаёт существовать в этот момент.

Они ждут с такой внутренней мольбой, которая, кажется, может перевернуть весь мир. Ждут до вечера и не верят, что так и не дождались. Вечером снова звонит мать. Обещает приехать на следующий день. Назавтра всё повторяется. На третий день мать уже не пытается звонить.

Мама Вани смогла сделать больше, чем другие. Устроилась в Ванин детский дом уборщицей. Объяснила сыну, какие плохие другие взрослые, которые Ваню не любят и разлучили его с мамой, которая его любит. И ушла в запой, больше не появившись на работе.

«Медвежонок» вновь остался один в глубокой уверенности, что его мама — лучшая. И пусть, ощущая нехватку любви, он будет тысячу раз подбегать к тебе и брать за руку, заглядывать в глаза и ждать ответной нежности, у него всё равно где-то там в сердце сидит мама, и он ждёт её — именно её, и никого другого. Ждёт вопреки всему.

Конечно, можно сказать, что «маму выходного дня» любить легко. Она не ругается, не наказывает, не заставляет делать уроки, не раздражает излишней заботой, не «ест его мозг», как говорят подростки, в отношения с ней не вторгается рутинный быт. Она отличается ровно тем, чем любовница отличается от жены: не надоедает, и потому всегда кажется долгожданной и идеальной. Но в этом фанатичном ожидании детей есть что-то большее, чем эффект «мамы-любовницы».

Матери предали их не единожды. Предали, отдав в детдом (часть матерей оставили своих детей добровольно, но потом всё равно стали появляться в их жизни). Предают каждым новым звонком, каждым невыполненным обещанием, каждой новой ложью при новом визите — и огромными перерывами между встречами.

Самый близкий, самый родной, самый любимый человек постоянно их предаёт. А они всё равно ждут её, оправдывая каждую новую выходку своей нерадивой мамаши. Глупо, страшно, несправедливо? Конечно. И тысячекратно несправедливо то, что обычные мамы, заботящиеся о своих детях, не получают такой любви.

Конечно, я не хочу сказать, что мама хорошая любая лишь потому, что она — мать. «Другие взрослые» в большинстве случаев правильно поступили, забрав детей из подобных семей. Валяясь некормленым свёртком возле пьяной матери, беспомощные дети вполне могли умереть от голода или нажить неизлечимые болезни.

Другое дело, что асоциальным родителям никто не предложил реабилитации и помощи, но разговор сейчас не о том. Для простоты рассуждения оставим за скобками вопрос такой реабилитации. Оставим лишь голую данность: для спасения жизни и здоровья детей их нужно было забрать. Последующее поведение матерей, годами не соизволяющих приезжать на свидания к своим малышам, показывает, что изъятие это не было роковой ошибкой.

В наших детских домах есть умные и сердечные воспитатели, вкладывающие душу в каждого чужого ребёнка. Есть люди, готовые усыновить этих детей и стать для них настоящими, любящими родителями. И никто не говорит, что-то здесь неправильно или нелогично. Так вышло.

Детей, живущих в ситуации, близкой к адской, нужно спасать. Брошенных детей нужно любить. Сирот нужно усыновлять. Мать-предательница не заслужила столь безотчётной любви. Разве не так?

Вроде бы, так. И вроде бы, любовь детей-сирот к своим матерям и любовью в полном смысле назвать нельзя — скорее, это идеализация. Создали себе кумира, назвали мамой, наделили несуществующими чертами, а потом, в переходном возрасте, всё осознали и начали ненавидеть своих матерей. Ведь не выдержала же их детская любовь проверку временем! И понимают дети-медвежата, что могли бы принять любовь от другой мамы, но не захотели. И сейчас, наверное, уже согласились бы, да только детство прошло навсегда. Ну почему всё так?!

Да потому, что Сам Господь Бог заложил в человеческую природу непостижимую, нелогичную, не объяснимую никакими законами любовь ребёнка к женщине, которая выносила и родила его. И в детстве, не отвлечённые ещё от своей природной естественности внешними наслоениями, дети чувствуют эту связь как самое главное ощущение в их жизни.

Воспитательница может его кормить, ты можешь помогать ему делать уроки и играть с ним, но никто и никогда не встанет для него в один ряд с той, что дала ему жизнь, что носила его под сердцем, что кормила грудью. Они будут верить ей, обманываться, и снова верить, и снова ждать, плакать и снова прощать…

Матери за деньги

Почему я всё это пишу? Потому что, как ни странно, это очень тесно связано с обсуждаемой сейчас темой суррогатного материнства. С той только разницей, что «сурмама», как называют её медики, предаёт своего ребёнка единожды, отдав его за деньги заказчикам. Матери детей-сирот предают их намного чаще, постоянно растравляя душу, давая надежду и не воплощая её. Но вот парадокс — дети всё равно не могут не любить свою мать, особенно пока маленькие.

Да, можно сказать, что в случае со страдающей бесплодием парой ребёнок может никогда не узнать, кто его выносил и родил. Но где гарантия, что родившая его женщина тоже не ощутит связь со своим ребёнком и не захочет его разыскать? Ведь если материнский инстинкт пробивается даже у наркоманов и алкоголиков, которые хоть изредка, но навещают своих детей, как ему не проснуться у обычной здоровой женщины?

И где гарантия, что ребёнок сам не почувствует, что та, которую он привык считать матерью, его не рожала? Ведь связь матери и дитя, как мы уже выяснили, никакой логике и никакому пониманию вообще не поддаётся. Она есть даже тогда, когда её появление выглядит абсолютно ненужным и несправедливым.

В Библии есть слова, что женщина спасается чадородием. Спасение же в христианском понимании — это не определённые действия, которые необходимо совершить, а в первую очередь возрастание в любви к Богу и к ближним. И для возрастания этого Господь в облегчение подвига любви даёт женщине-матери запас жертвенности к своему чаду, а ребёнку — запас безусловной привязанности. И если даже женщина предаёт эту любовь, её предательство ещё не означает, что совершить такой же поступок согласится её ребёнок.

И ещё. В своё время я интересовалась явлением суррогатного материнства — и была поражена успевшим уже полностью выстроиться законам рынка на этом поприще. Суррогатную маму отбирают, как отбирают хороший товар: она должна быть обязательной, исполнительной, без вредных привычек — не дай Бог, ещё повлияет на здоровье будущего малыша. Отбор суррогатной матери проводится по нескольким критериям. Помимо медицинской пригодности, кандидатки проходят также психологическое тестирование.

— Мы выясняем самые разные факты, вплоть до того, где и с кем она живет. Важно понять, насколько человек адекватен в общении, исполнителен, насколько быстро может мобилизоваться и приехать в город, например, по рекомендации врача, — поясняет представитель делового центра по подбору суррогатных матерей «Роман» Марина Клинова.

От неё можно потребовать пройти специальные тест-анализы в течение беременности для определения возможных генетических и физических нарушений у ребенка. Сурмама не вправе отказываться от данных процедур, назначенных врачами, несмотря на сложности их проведения.

— Конечно, все эти вещи прописываются в договоре. Сурмама обязана соблюдать определенный режим дня, проходить врачебные обследования, вести здоровый образ жизни. Она не имеет права пренебрегать рекомендациями врачей. В случае если во время беременности женщина заразит ребенка инфекционными заболеваниями, она может лишиться вознаграждения, — предупреждает Марина.

Прервать беременность суррогатная мать тоже может только с согласия биородителей. Поплатиться за самовольный аборт можно не только лишением вознаграждения, но и большими штрафами.

И опять: всё правильно, хладнокровно и цинично. Мама должна следить за собой во время беременности, верно? Нельзя же заражать ребёнка инфекциями, правильно? Только здесь всё это делается не из любви к ребёнку, а из страха потерять гонорар. Нужно хорошо исполнять свои обязанности мамы. Изобразить из себя маму. За деньги изобразить.

Сходить на анализы, потому что того потребовали заказчики. Выпить таблетку, если это прописано в договоре. Нося при этом под сердцем ребёнка, который в силу младенчества своего ещё не способен ничего изображать. Он, находясь в утробе, способен только чувствовать любовь к той, чьё сердцебиение ежеминутно слышит…

Кстати, далеко не всегда суррогатными матерями становятся бедные женщины. Как сообщают сотрудники центра «Роман», некоторые из изъявивших желание выносить чужого ребенка, зарабатывают по двадцать и более тысяч рублей. Мотивы могут быть самыми разными: и желание купить квартиру поближе к городу, и необходимость дать ребенку платное образование.

Конечно, подобный заработок является достаточно рискованным: роженицы не застрахованы от самых разных осложнений, вплоть до удаления матки. Но все эти опасности в обязательном порядке должны быть прописаны в договоре, так какие тут проблемы?

В мире, выстроенном на деньгах и договорах, всё просто, понятно и практически идеально. Рынок мам на выбор. Отбор с полным вторжением в личную жизнь. Тело в аренду. Лечение и анализы по контракту. Забота под угрозой финансовых санкций. Аборт — с согласия заказчиков.

Конечно, весомый аргумент в защиту суррогатного материнства здесь в том, что подобная мама не будет страдать, отдавая своего ребёнка. Только вот с духовной точки зрения такое состояние ещё страшнее, чем боль из-за разлуки с малышом. Такое состояние — это преступление перед Богом даваемой материнской любовью.

Это обесценивание любви. Это её предательство за деньги. И оно одно — циничное и заранее спланированное предательство — страшнее даже, чем многие предательства, совершённые по немощи страдающей алкоголизмом женщиной, мамой «Медвежонка».

Боль от разлуки с ребёнком либо сознательное убийство в себе лучших человеческих инстинктов — одним из этих двух зол приходится платить суррогатной маме за свою «необычную профессию». Третьего не дано.