Общество намного лучше, чем оно о себе думает

Ирина Прохорова стала главной сенсацией президентской кампании 2012 года. После дебатов сестры кандидата Прохорова с доверенным лицом кандидата Путина Никитой Михалковым страна удивилась не только сестре богача, но и самой себе. Оказалось, что многолетний запрос общества на нахрапистость, клоунаду, хамство как стиль ведения дискуссии существует лишь потому, что в этом обществе давно не пробовали ничего слаще морковки, иными словами, не слышали с экранов телевизоров чего-либо кроме хамства, лжи и кликушества - трех основных приемов, которые используют в своей риторике российские политики и представители власти.

Вторым открытием стал спрос на культуру, о котором принято говорить, что в стране он снижен или его вообще нет. Оказалось, что человек, затрагивающий эти темы, способный профессионально и со знанием дела о них рассуждать, вызывает доверие и искреннюю симпатию не только представителей интеллигенции, но и широкой аудитории, якобы навсегда оглупленной российским телевидением.


И наконец, третье открытие, связанное с появлением Прохоровой в публичном пространстве, потрясло основы российского и постсоветского мировоззрения. Ирина Прохорова стала, пожалуй, первым человеком, который заставил российское общество усомниться в своем традиционно антипатичном отношении к своим богатым. В народной мифологии гламура образ "ближайшей родственницы олигарха" являет собой нечто рублевско-хабалистое в брюлье и соболях до пола, поражающее своими капризами персонал дорогих отелей. Версия, что дома Прохорова именно что в соболях и ходит, а в скромный костюм учительницы переодевается только для публичных выступлений, учитывая "тренд на духовность", также не подтвердилась. В этом смысле манера и речь представительницы кандидата в президенты были очевидны как английский газон - такую декорацию за день не соорудишь. Этот стиль требует многолетней селекции.

- Ирина Дмитриевна, в ваших дебатах с господином Михалковым многих удивило, что известному человеку корректно и эффективно оппонировала женщина.

- Да, оказалось, что женщины еще и говорить умеют.

- Вы были лично знакомы с Никитой Сергеевичем до дебатов?

- Нет. Мы с ним не знакомы.

- Судя по вашему диалогу, казалось, что вы знакомы.

- Мы встречались один или два раза на каких-то больших раутах, и, конечно, он меня не помнил. Может быть, он краем уха слышал о моих журналах и издательстве, но не ассоциировал "Новое литературное обозрение" со мной. Я долго психологически готовилась к дебатам с таким многоопытным оратором, как Никита Сергеевич, поскольку ощущала груз особой ответственности - я ведь представляла интересы и позицию брата, мне было важно его не подвести. Поэтому, конечно, я очень волновалась. Тем более что Михалков - фигура легендарная, живой классик российского кинематографа, что бы там ни говорили. Разговор о культуре с ним дался мне нелегко, тем не менее я рада, что моим собеседником оказался именно он. С творческим человеком мне всегда легче разговаривать. Я признательна Никите Сергеевичу за его галантность. Иногда он бывает очень жестким и вполне мог бы быть агрессивным со мной. Но он оказался на удивление гуманен.

- С чего бы?

- Просто я говорила о тех проблемах, которые не могут не волновать любого культурного человека. Возможно, у Михалкова были какие-то другие представления о том, как должен строиться разговор, может быть, он ставил себе другие задачи, тем не менее уверена, что мы оба солидарны в том, что культура и образование - фундамент современного общества, главные рычаги экономического развития страны.

- Как вы думаете, ваш брат станет президентом?

- Я, естественно, верю в это.

- Полагаете, он готов к этому?

- В том, что он профессионально и морально готов занять столь высокий пост, я не сомневаюсь. Вопрос в том, насколько само общество готово к новому, современному лидеру, ломающему стереотипы консервативной политической практики. Впрочем, если судить по результатам недавних выборов (разумеется, не официальным, а реальным, то есть пятнадцать-шестнадцать процентов голосов, отданных за Михаила), российские граждане оказались куда более открытыми к вызову времени, чем то прогнозировали скептически настроенные аналитики. В который раз убеждаюсь, что наше общество намного лучше, чем оно само о себе думает. Стихийные волнения, вспыхнувшие в декабре после фальсификаций парламентских выборов, - это новый этап в развитии гражданского общества, результат долгого и мучительного социального взросления и пересмотра системы этических ценностей. Заметьте, за моего брата голосовали отнюдь не только обеспеченные люди; значит, существенно изменилось общественное отношение к личному успеху и частной инициативе.

- Ваш брат производит на аудиторию двоякое впечатление - в чем-то очень опытного и даже мудрого, а в чем-то наивного, даже инфантильного человека.

- По-моему, как раз непосредственность моего брата, нежелание ханжить и надувать щеки работают ему в плюс. Общество давно не видело искренних людей

- Общество давно не верит в искренность.

- Особенно в то, что искренним может быть деловой, профессиональный, успешный и искушенный в жизни человек. Я не устаю повторять известную фразу, что самые большие глупости на свете делаются с серьезным видом. Имитация многозначительности чаще всего таит в себе полную некомпетентность. Наверное, нам уже давно пора при выборе кандидатов научиться различать видимость и сущность, а именно: внимательно слушать, что говорит тот или иной политик, какую программу он выдвигает, как себя ведет. В начале кампании много было нареканий, что, дескать, брат слишком скован, недостаточно эмоционален и т.д.

А мне кажется, такая реакция была вызвана нашей многолетней привычкой видеть по телевидению распущенных хамов и скоморохов, величающих себя публичными политиками. Конечно, на фоне подобного балагана вежливый, воспитанный человек, не распускающий руки, не орущий благим матом, не несущий вздор, не оскорбляющий своих соперников, может и впрямь показаться чрезмерно сдержанным.

Его нежелание поливать из двух рук Путина было вызвано не тем, что он боялся всесильного премьера или что он - "кремлевский проект", а тем, что он выбрал принципиально иную стратегию поведения, прививая таким образом нашей общественности цивилизованную политическую культуру. Он призвал уважать своих оппонентов, потому что они и стоящие за ними избиратели - граждане нашей страны. Мне кажется, что к концу президентской кампании этот новый риторический стиль в итоге был оценен по достоинству.

- Вы говорите, эта кампания пошла на пользу обществу. А вашему брату?

- Несомненно, и ему тоже. Для моего брата это была совершенно новая сфера деятельности. Ему пришлось на ходу, буквально в течение двух-трех месяцев осваивать другую профессию. Потому что политика - это профессия со своей специальной системой знаний и практическими навыками.

И мне кажется, он блестяще справился с задачей за столь короткий срок и при таких заведомо неравных условиях, когда был фактически перекрыт доступ к СМИ, когда во многих регионах удаляли с участков его наблюдателей и распространялась порочащая его информация и т.д. Собрать пятнадцать-шестнадцать процентов, если верить независимым опросам, - это колоссальный успех для начинающего политика.

Президентская кампания позволила ему лучше понять общество и накопившиеся проблемы, заставив его более фундаментально продумать и сформулировать программу развития страны. Мне кажется, главный урок, который Михаил вынес для себя из этого социального опыта (а заодно преподал его завзятым скептикам), заключается в том, что даже в самой тяжелейшей ситуации позитивная созидательная деятельность возможна и она способна трансформировать политическое поле. И Болотная площадь тому подтверждение.

- Как изменилась ваша жизнь после кампании?

- Для меня это был большой новый опыт. Мне как историку культуры было интересно сменить роль отстраненного исследователя-наблюдателя на активного участника политических событий. Это "приключение" меня очень сильно внутренне обогатило и еще раз подтвердило мои оптимистические взгляды на российское общество. Моя издательская и благотворительная деятельность давно укрепили меня во мнении, что в противовес нашей архаичной власти наше общество современное, живое и динамичное. Оно готово учиться и быстро адаптироваться к новым обстоятельствам. И если исторически у него не было навыка консолидации, чтобы противостоять административному и властному произволу, то это дело наживное и в этом ему нужно всячески помогать. Вместо того чтобы серьезно изучать собственную страну во всем ее разнообразном и многовекторном развитии, определять потенциальные точки роста, мы привычно продолжаем говорить о народе, массах, электорате.

- Вы не верите в негативную историческую предопределенность России?

- Нет, я не поклонница исторического детерминизма. Трагическая история России (особенно в ХХ веке) во многом объясняет преобладание пессимистических настроений, но, с моей точки зрения, необходимо предпринимать волевые усилия, чтобы переломить ситуацию. Наше прошлое пестрит фатальными ошибками и преступлениями, которые нужно честно признать и хотя бы символически покарать виновников злодеяний. С другой стороны, пора отдать должное кропотливой созидательной деятельности многих поколений людей, заложивших в основание российского социума прочный культурный фундамент, благодаря которому общество смогло пережить страшные испытания. Я говорю о той системной работе по институциональному строительству, которую в начале прошлого века дискредитировали, окрестив ее "теорией малых дел".

Иными словами, нам нужно создать "другую" историю страны с иным пантеоном героев и их деяний, а не плодить порочные мифологии об особом пути и великой державе. Что касается национальных катастроф, то мы здесь вовсе не уникальны - в мировой истории есть масса примеров схожих тоталитарных трагедий, например судьба немецкого, испанского, португальского обществ в ХХ веке. Германия была примером для многих стран, это была страна ученых, музыкантов, философов, прикладных наук и ремесел. Страна, в которую ездили учиться со всей Европы, в том числе из России. И вдруг разгул нацизма, поражение в войне, распад государственности, разделение страны на две части и т.д. Мы недооцениваем, какие гигантские усилия были приложены обществом, чтобы преодолеть эту пропасть. Сама идея пересмотра своего нацистского прошлого - это гражданский подвиг. Мы до сих пор не можем изжить сталинизм.

- Основать благотворительный Фонд Михаила Прохорова было вашей инициативой? Что вы считаете своими основными достижениями в качестве главы фонда?

- Идея фонда принадлежит Михаилу, это была его давняя мечта. Мы долго обсуждали с ним возможную концепцию благотворительной деятельности, но она окончательно сформировалась, когда брат стал генеральным директором горнодобывающей компании "Норильский никель". Тогда пришло понимание, что главным направлением работы фонда должно стать развитие культуры в российских регионах, поддержка локальных сообществ, восстановление разорванного культурного пространства страны.

Таким образом, Фонд Михаила Прохорова стал первой российской благотворительной организацией, объявившей себя "защитницей регионов", поставившей задачу децентрализации культурной жизни страны. Основным достижением я считаю разработку принципов формирования благотворительной программы, которая базируется на тщательном, всестороннем изучении каждого города и региона, в котором работает фонд. На основании данных исследований составляются специальные программные блоки для каждой территории с учетом ее исторической, культурной, экономической и демографической специфики.

- В вашем 

издательстве НЛО выходит восемнадцать книжных серий самой разнообразной тематики. Есть ли у издательства какая-то основная направленность и кто определяет, какие серии основывать и книги издавать?

- В НЛО помимо девяноста книг в год еще издаются три академических журнала: "Новое литературное обозрение" (охватывает спектр гуманитарных наук), "Неприкосновенный запас" (социальные и политические науки), "Теория моды" (культурологические исследования). НЛО - это мой авторский проект, поэтому именно я определяю формирование книжных серий и стратегию развития издательства в целом. Но у меня прекрасная профессиональная команда сотрудников, и если кто-то из них предлагает мне интересный проект, я всегда рада его поддержать. Вообще, я сторонник коллективных обсуждений и обмена идеями, это всегда идет на пользу делу.

Основная цель НЛО - развитие нового гуманитарного знания в России, включение российских ученых в мировой интеллектуальный контекст. В числе наших авторов как ведущие российские исследователи, так и известные мировые академические имена. Не менее важное значение для деятельности издательства имеет публикация современной российской прозы и поэзии, мемуаров и эссеистики.

- Вы лауреат Государственной премии РФ, премии русской эмиграции Liberty за вклад в развитие русско-американских культурных связей, премии Андрея Белого за заслуги перед русской литературой и кавалер ордена Искусств и литературы Франции. У этих наград были конкретные поводы или "по совокупности заслуг"?

- Государственную премию журнал "Новое литературное обозрение" получил в 2002 году в номинации "Лучший просветительский проект". Премия Liberty была присуждена за то, что НЛО и как журнал, и как издательство сумело объединить славистический мир, собрав вокруг себя исследователей русской культуры со всего мира, и прежде всего американских ученых. Французский орден мне был вручен за большие издательские и выставочные проекты, связанные с продвижением интеллектуальной французской мысли в российское научное сообщество. А в лауреаты премии Андрея Белого я попала "за боевые заслуги".

- Вы верующий человек?

- Знаете, сложный вопрос. Не думаю, что мало-мальски разумный человек, который задается вопросом о смысле жизни, может себя с полным правом назвать атеистом. Но то, что я не хожу в церковь и некрещеная, это правда, и я не вижу здесь никакого состава преступления. Современные европейские светские мораль и культура, в сущности, опираются на христианские принципы: гуманность, сострадание, любовь к ближнему, отрицание убийства, насилия и т.д. Так что в современном цивилизованном мире, по-моему, нет никакого противоречия между людьми условно неверующими и подлинно верующими. Я бы сказала, есть противоречие между обществом и безответственными политиками, которые эксплуатируют церковь как идеологический институт и натравливают людей разных конфессий друг на друга для решения своих политических задач. И это всегда было главным преступлением власти. Как показывает исторический опыт, разные конфессии даже во времена, когда не было светской культуры, прекрасно могли уживаться друг с другом, если их не провоцировали на конфликты.

- Сейчас многие испытывают ностальгию по Советскому Союзу, приписывая прошлому идеальные черты. Чувствуете ли вы нечто подобное?

- Я не могу предъявить советской власти претензии, что непосредственно пострадала от нее; мое детство благодаря родителям было вполне счастливым. Тем не менее, когда я вступила во взрослую профессиональную жизнь, я в полной мере ощутила бессмысленность собственного существования в этой системе. Поэтому я благодарна новому времени при всех его издержках, и не только потому, что мой брат оказался успешен и богат. Я бы так же приветствовала перемены, даже если бы мне пришлось тяжелым трудом зарабатывать деньги в одиночку.

- Вы оканчивали филфак МГУ?

- Да.

- Это было ваше желание - стать филологом?

- Да, в старших классах я пыталась сделать выбор между двумя интересующими меня предметами: медициной и филологией. В итоге я выбрала последнюю, поступила на романо-германское отделение МГУ, занималась современной англоязычной литературой (британской, американской, англоканадской). К концу четвертого курса я окончательно осознала, что полноценно заниматься наукой в стране невозможно. Идеологизация гуманитарного знания сводила на нет разработки оригинальных тем и идей. Для ученых, занимающихся современной иностранной литературой, перспективы были особенно печальные. Мало того что было сверхсложно достать книги по интересующей теме, что всем исследователям вменялось в обязанность цитировать к месту и не к месту классиков марксизма-ленинизма и включать в работу труды писателей-коммунистов. Но сколько готовых диссертаций пришлось положить на полку только потому, что прежде разрешенный "к употреблению" лояльный иностранный писатель в каком-то интервью вдруг не очень лестно отозвался о Советском Союзе, за что тут же переводился в разряд запрещенных к упоминанию литераторов. За этими проскрипционными списками было трудно уследить, так что относительно безопасно можно было заниматься мертвыми авторами - желательно отдаленной эпохи. Наверное, эти травмы предопределили мою дальнейшую стезю.

- Где вы работали после университета?

- Я окончила филфак в 1978 году. Потом работала на телевидении, в течение нескольких лет пыталась поступить в аспирантуру. Потом я все-таки поступила в нее, защитила кандидатскую диссертацию в 1986 году и пришла в журнал "Литературное обозрение". А в 1992 году я оттуда ушла и создала собственный журнал - "Новое литературное обозрение", в просторечье НЛО.

- Был момент, когда вы поняли, что стали богаты?

- Я не помню, чтобы на меня снизошло откровение, просто в какой-то момент отступил страх, неустанно терзающий большинство людей, - вдруг не хватит денег до конца месяца?- А такое было в вашей семье?- Ну, конечно, бывали периоды, когда мы жили более чем скромно. Особенно драматичная ситуация сложилась во второй половине восьмидесятых годов, когда стремительная дезинтеграция страны поставила всю семью в очень тяжелое положение. До основания Мишей кооператива, который в буквальном смысле спас нас от нищеты, оставалось еще несколько лет.

- Вы уже были замужем?

- Я была замужем, потом развелась, у меня был маленький ребенок. Вопрос денег для меня тогда встал очень остро, мне нужно было растить дочку. Я не знаю, как бы мы существовали после внезапной смерти папы и с умирающей мамой, если бы в этот момент Миша не начал зарабатывать деньги. Это позволило продлить маме жизнь еще на год. После смерти родителей мы еще долго жили в нашей старой трехкомнатной квартире. Мы не переезжали в роскошные апартаменты не потому, что боялись обнародовать свое богатство, а просто потому, что не хотелось менять привычный уклад жизни - жизни советской интеллигенции, с долгими чаепитиями и разговорами на маленькой кухне, с книгами, тянущимися по стенам, со смешной и трогательной румынской стенкой в большой комнате, с милыми безделушками на полках, купленными когда-то родителями. И, честно говоря, расставаться с этим уютным пространством, наполненным воспоминаниями, ради почти анекдотической жизни "новых русских" нам не очень хотелось. Кстати, когда несколько лет назад мы перебрались в большой дом, стиль нашей жизни почти не изменился - мы по-прежнему все время проводим на кухне, которая просто стала просторнее.

- Я хорошо помню время, когда после нищей жизни появились деньги. Почти никто из новых богатых не избежал искушения купить "все лучшее сразу". Что купили вы?

- Да, в сущности, ничего особенного - более качественную домашнюю технику и посуду, более модную и удобную одежду. Главным приобретением стала возможность заниматься любимым делом и путешествовать. В начале девяностых годов, когда открылись границы, я, как и многие мои соотечественники, бросилась познавать мир. До сих пор помню эйфорию, когда стоишь перед Британским музеем или перед Кельнским собором и думаешь: "Неужели они и вправду существуют" Трудно было поверить в реальность мест, которые много лет изучала по картинкам, не лелея даже тайной надежды когда-нибудь увидеть их. Разумеется, огромной радостью для меня стала свобода общения и налаживания профессиональных связей с зарубежными исследователями, участие в международных конференциях и книжных ярмарках. Сейчас для издателей поездка во Франкфурт - это рутина, а тогда воспринималась как дар свыше. Что касается искушений и испытаний, то они сопутствуют нам всю жизнь - пресловутые огонь, вода и медные трубы. Но ведь воспитание как раз в том и заключается, что человек способен трезво распорядиться материальными благами, не потеряв при этом внутреннего достоинства и душевного равновесия. Если богатство не вскружило нам с братом голову, если мы не понастроили по всему миру дворцов и не скупали оптом яхты и бриллианты - это заслуга исключительно наших родителей.

- В нашей стране очень трудно поверить в такое. Синдрома яхт и бриллиантов не избежал практически никто из нуворишей.

- По-моему, большинство этих рассказов черпается из бульварной литературы и раздувается таблоидами. В нашем окружении многие люди вполне спокойно пережили период первоначального накопления капитала и с самых первых шагов своей деловой активности занялись благотворительностью и коллекционированием предметов искусства. Мне кажется, самый трудный психологический момент в нашей новейшей истории связан со стремительным социальным расслоением. Целые общественные страты потеряли статус и благополучие, как, например, университетская профессура, в то время как выходцы из нижних сословий вдруг оказались на вершине жизни.

Вот этот социальный слом был и остается настоящим испытанием на моральную прочность. Как трудно сохранить старую дружбу и привязанность близких при таком внезапно возникшем неравенстве! И проблема часто возникает не по причине зависти обедневшего приятеля или чванства новоиспеченного буржуа, а от взаимной неловкости, возникающей при столкновении двух столь разных уровней жизни некогда более или менее равных людей.

- Вы чувствуете неловкость?

- Да, чувствую, хотя мне нечего стыдиться. Я боюсь невольно унизить друзей, коллег и сотрудников демонстрацией финансового благополучия, поэтому все время приходится работать над собой, следить за своими словами и поступками, чтобы не допустить бестактности. Краткая гламурная эпоха сошла на нет, но она оставила нам много неразрешенных вопросов этикета и этики взаимоотношений между людьми.

Существует еще одна фундаментальная проблема - это воспитание детей. Разумеется, каждый родитель стремится максимально оградить своего ребенка от забот и тягот жизни, дать ему все самое лучшее, особенно то, что он сам когда-то недополучил. Но в этом охранительном инстинкте таится большая опасность превратить чадо в не приспособленного к жизни барчука. Не секрет, что это весьма распространенный российский педагогический прием. Но ведь жизнь непредсказуема, а в нашей стране особенно.

И Мише, и мне очень не хотелось, чтобы моя дочь попала в разряд так называемых новых русских в худшем смысле этого слова. Поэтому она до восьмого класса училась в школе, которую оканчивали и я, и мой брат, а потом перешла в гуманитарный класс многопрофильного лицея, где училась с чудесными ребятами из интеллигентных семей, которые, кстати, были в очень стесненном материальном положении. Дочь возвращалась из школы с друзьями в метро, они ходили вместе в кафе, в походы, на экскурсии, то есть она вела обычный образ жизни постсоветского ребенка. У нее остались друзья с детских лет, нормальный круг общения. Кстати, многие из ее лицейских приятелей стали новой интеллектуальной элитой, а также моими коллегами и авторами.

- Вы второй человек из среды очень богатых русских, с которыми я говорила, кто формулирует подобные вещи. В прошлом году беседовала с женой Михаила Борисовича Ходорковского, Инной. Я задала ей тот же вопрос про богатство. И она отвечала почти как вы. Вы, кстати, как относитесь к Михаилу Борисовичу?

- С огромным уважением и сочувствием. Это не только колоссальная личная трагедия (я с ужасом представляю себе, что чувствуют его родные), но и сокрушительный удар по экономической и социальной жизни страны. Ходорковский был крупнейшим благотворителем, его фонд "Открытая Россия" поддержал очень много проектов, в том числе те, которые оказались под угрозой закрытия после вынужденного ухода Фонда Сороса. Этот постыдный процесс пагубно повлиял на международную репутацию России. К сожалению, трагедия продолжается, человек столько лет сидит в тюрьме, выросли дети. Просто нет слов. Мне кажется, глобальная проблема в том, что, несмотря на многочисленные внешние перемены, страна продолжает жить по законам ГУЛАГа, что очень тормозит дальнейшее развитие общества. Лагерная риторика и эстетика сквозят даже в повседневной жизни. Посмотрите, как выглядят подмосковные коттеджные поселки: огромные стены, колючая проволока в три ряда, на вышках стоят охранники, внутри поселка каждый дом еще раз обнесен глухой стеной. В таких  декорациях можно запросто снимать фильмы по рассказам Шаламова! Это не только симптом внутренней незащищенности, это печальная картина мира строителей поселка и его обитателей. Глядя на такие эксцессы, в полной мере осознаешь глубокую степень травмированности общества, отсутствия доверия людей друг к другу.

- По-моему, вопрос доверия, вернее, его полного отсутствия в нашем обществе - ключевой. Это, кстати, очень ярко проявилось на примере избирательной кампании вашего брата. У всех было мнение, что кандидат-миллиардер априори непроходная фигура. Как вам кажется, удалось ли вашему брату переломить такое отношение общества к себе?

- Цифры показывают, что моему брату это удалось.

Автор - КСЕНИЯ СОКОЛОВА, ЖУРНАЛ "СНОБ", апрель 2012 г.