Последний поп. Никита Хрущев и церковь

Никита Сергеевич Хрущев обещал показать советскому народу последнего попа в 1980 году. Чтобы сдержать свое обещание, он делает все возможное: с 1959 года начинается массовое закрытие церковных приходов и монастырей. Годом раньше с Хрущевым встречался Патриарх  Алексий I. Разговор получился в лучших советских традициях: Патриарх просил отменить налог на свечное производство, и Хрущев обещал рассмотреть этот вопрос, Патриарх говорил об участившихся антицерковных выпадах, и Хрущев обещал подумать и об этом, и об открытии 13-15 церквей, и обо всем, на что жаловался Патриарх. Но когда в феврале 59-го Алексий I общался с председателем Совета по делам Русской православной церкви Георгием Карповым, тот сообщил ему, что постановления о налогах отменяться не будут, а открывать новые церкви Хрущев не обещал. Напротив, в 1961 была повторно закрыта Киево-Печерская лавра. 

Головоломка за шесть рублей. Кубик Рубика в СССР

В 1980 году мир содрогнулся. Не от войны или природных катаклизмов, а от обычной игрушки кубика Рубика. Кубики поставляют на прилавки магазинов всего мира, в том числе и в Советский Союз.

В СССР кубик Рубика обретает необычайную популярность. Первый месяцы в магазины за кубиком выстраиваются очереди, а в самих магазинах из-за этого происходят давки. Оригинальная головоломка доступна каждому из-за своей невысокой цены. В Советском Союзе кубик Рубика продают всего по шесть рублей за штуку.

Кубик Рубик глубоко проникает в культуру советских людей. Он становится лучшим подарком на любой праздник. Уже нельзя найти семью, в которой где-то не лежит эта чудо-игрушка. Кубик Рубик собирают практически от самых маленьких детей до пенсионеров. Школьники собирают его в тихую под партой, а взрослые по дороге на работу. В метро, трамваях, троллейбусах, автобусах кубик Рубик заменяет привычные газеты в руках. Огромный интерес к игрушке начинает объединять людей в специальные кружки, где придумывают новые способы сложения головоломки.

История Кубика Рубика

Тридцатилетний Эрно Рубик в 1974 году еще не знал о том, что через несколько лет станет первым официальным миллионером Восточного Блока. Задумав изготовить учебное пособие для

Советский магазин.

 Это   фотография   из   семейного   архива. 
  Качество   самой   фотографии,   конечно,   никакое.   Зато,   это   совершенно  реальный   магазин ,   правда   маленький  и   полусельский.  Такие   у   нас   назывались  магазины райпо.  с  маминой   старшей   сестрой   за   прилавком.   По   возрасту   сестры   можно   определить,   что   это   примерно   пятидесятый   год.  Да  и   высокий   прилавок   об   этом  гговорит.   Так   сказать,наследие   войны.   Я  уже   помню,   прилавки   были   намного   ниже.

За    спиной   у   тетки,   если   кто   не   знает,   так  называемые   "нормы   отпуска   в   одни   руки".

Кефирчик.

До 5-ти лет я считалась дистрофиком и мне в поликлинике выписывали бесплатный кефир, по две бутылочки в день. Бутылочки были маленькие, кажется в 200 гр. с мерными делениями на стенке, закрывалась бутылочка ватным тампоном. Кефир, скорее всего, подслащивали. Очень я его любила. Никогда потом такого не ела. (даже когда допивала за сыном, тоже из детской кухни)

Вообще, кефир входил в меню ребенка до года. Вначале давали, кажется, В-кефир, потом, Б-кефир. Они отличались от обычного тем, что в них добавлялся овсяный отвар (в разной пропорции). Можно было и самим изготовить дома такой кефир – надо было сварить овсяный отвар и добавить в кефир из магазина.

Потом я уже пила кефир из больших бутылок (пол-литровые, с зеленой крышечкой, стоил 30 копеек, но бутылку можно было сдать на обмен и доплатив 15 копеек, получить новую бутылку). Мне всегда нравился следующий рекламный плакат.



Во время Перестройки на кефир начались нападки. Дело в том, что в его состав входит немного спирта – от 0, 2% до 0, 8%. Учитывая, что кефир широко представлен в детском питании, некоторые учёные посчитали, что при регулярном его употреблении в организм ребёнка за год может попасть около одного литра чистого этанола.

Как учились.

До школы никто меня специально ничему не учил, кроме, конечно, необходимых жизненных навыков — как мыться, как зубы чистить и тому подобное. Главным человеком в доме была бабушка, мамина мать. Она вела хозяйство, но помимо этого прекрасно рисовала, вышивала и вообще была рукодельница. Она никогда не говорила мне: “Отойди, не мешай, не до тебя”. Наоборот. Все попытки подражать ей приветствовались. Более того, она не боялась дать мне, пятилетней, в руки иголку, ножницы, а на кухне даже ножик. Поэтому в эвакуации лет в семь я свободно растапливала печку, от меня никто не прятал спички, потому что я твердо знала, что спички не игрушка, и умела ими пользоваться.
“Как это, не умею? — говорила бабушка. — А ты научись!” И я старалась. Худшие оценки из уст бабушки были: белоручка или кисейная барышня, неженка. А еще она, закончив какую-нибудь трудную для себя работу, говорила: “Ну вот, если женщина захочет, она поставит самовар!” — и в ответ на мое всегдашнее “почему?” объяснила, что ставить самовар — традиционно мужская работа. “Но знай, — говорила она частенько, когда я уже стала постарше, — женщина должна уметь все!”
Я хорошо запомнила момент, когда я научилась читать, опять-таки благодаря бабушке. Буквы я знала, у меня были кубики с буквами. До войны бабушка читала мне вслух довольно много, а в эвакуации свободного времени у нее совсем не стало: нужно было готовить, да еще надо всех обшивать, чинить, стирать. Брат был на пять лет старше, но читать мне отказывался, заявляя, что детские книжки ему скучно. И вот однажды в ответ на мои мольбы: “Ну, бабушка, почитай!” — она вдруг мне и скажи: “Видишь, я шью, а ты лучше сама мне почитай!” — “Я не умею!” — “А ты научись! Возьми „Почемучку“ и почитай!”

Что носили, часть 2.

Теперь о дамских сапогах. Я согласна, что они пришли в мир из России. Вот я так все подробно вспоминаю, описываю, но ведь ничего этого в свободной продаже не было! Очереди, знакомства, блат (ушедшее слово!) — обязательные реалии тогдашней жизни. Сшить платье, даже пальто или мужской костюм было в конце концов вопросом денег, но обувь — это гораздо сложнее.
Между тем служившие в армии женщины были обуты в высокие сапоги, причем из довольно мягкой кожи, их называли хромовые или офицерские. Модницы ухитрялись даже в нарушение устава приделывать каким-то образом к ним невысокие каблучки. После войны их продолжали носить, а также стали отдавать в незначительную переделку и мужские, которые были почти в каждой семье или легко могли быть куплены на рынке. Наше государство, как всегда, идею не восприняло, между тем как остальной мир быстро разобрался и оценил все удобство и огромные возможности женских сапог, которые и вернулись вскоре к нам как символ красивой и удобной западной жизни. 
Но вот нам стали дозированно показывать зарубежное кино, и все увидели очаровательных француженок, во-первых, в маленьких платочках, кокетливо повязанных под подбородком, а во-вторых, с покатыми плечами! И в начале 50-х произошел перелом. Пришел конец шляпам. На добрый десяток лет и зимой и летом стали носить платочки, тем более что в нашу зиму это очень кстати. Во мгновение ока исчезли также квадратные подкладные плечи, стали носить кимоно и реглан, модным стал женственный тип.

Что носили, часть 1

Так уж случилось, что я всегда обращала внимание на одежду, и не только на свою. Может быть, потому, что еще до войны какая-то из маминых знакомых оставила у нас журнал мод. Я могла разглядывать его бесконечно, а потом стала раскрашивать казавшиеся мне недостаточно выразительными картинки. Удивительно, что остатки этого журнала обнаружились после войны вместе с каким-то недошитым платьем, и я, уже второклассница, разглядывала их с не меньшим интересом.
Моя бабушка была удивительная рукодельница. Она прекрасно шила, вышивала, вязала, умела мастерить разные поделки из бумаги, картона, тканей и была профессиональным художником в области “промышленного рисования”, успев окончить до замужества Училище Штиглица (ныне Мухинское). В трудные годы, каких выпало на ее долю немало, эта ее специальность не раз спасала семью от голода. Остается только удивляться, как прозорлив был мой прадед, пехотный офицер, всю жизнь переезжавший с семьей из гарнизона в гарнизон, который и принял решение отправить провинциальную девицу в Петербург получать такую новомодную по тем временам профессию, как промышленное рисование (дело было в последние годы XIX века). 
Пока была в силах, бабушка обшивала всех детей и женщин в семье, и не только обшивала, но и украшала нашу одежду собственноручной вышивкой. Напротив, большим мальчикам и мужчинам негоже было носить, как говорила бабушка, “самосшитую одежу”, нужна была “фабричная”. Во время войны, когда купить вообще ничего было нельзя, она виртуозно перешивала для моего двоюродного брата старые отцовские брюки и рубашки так, чтобы они выглядели как магазинные.