— Давайте тогда предположим, что президентом России стали вы. Что в первую очередь стали бы менять?
— Говорю искренне: «Не дай бог!» Это последнее, чего бы я захотел. Такая ответственность и сложная ситуация — не уверен, что хоть как-то с этим справился бы. Есть вещи, которые нельзя декларировать. Например, нельзя сказать: «С сегодняшнего дня — демократия!» У нас постсоветская страна, и те, кто управляют сегодня, это люди определенного возраста. Они жили в советское время, ходили в советскую школу, были пионерами, комсомольцами. Они были сформированы той системой, но системы больше нет. Они попали в другие обстоятельства, но хотят управлять теми мозгами. Это самое трудное.
Есть отдельно взятые вещи, над которыми я стал бы больше думать. Меньше тратил бы на оборону и сделал бы все возможное, чтобы страна слезла с нефтегазовой иглы. Естественно, это ударит по России. Будет польза, но только в том смысле, что это заставит поменять вектор экономики. Деваться будет некуда. Есть еще важнейшие вещи — они касаются идеологии.
— Если бы я заранее не знала года вашего рождения, то никогда бы не поверила, что в следующем году вам исполнится 80 лет. Лично для вас это что-то поменяет в жизни?
— Я отношусь к этой цифре с большим удивлением — не могу в это поверить. Всегда считал, что 80 — это старик. А я играю три раза в неделю в теннис, хожу на фитнес, иногда девушки на меня посматривают. Думаю: как это может быть? Естественно, я понимаю, что значительную часть своей жизни уже прожил, и волей-неволей возникают мысли о смерти. Это неизбежно.
— Но при этом вы ведь все равно строите планы...
— Я экзистенциалист. Живу каждым днем и хочу от каждого получить максимум того, что могу получить. Думать о том, что я буду делать через год, даже смешно. Работаю над книгой, хочу поехать в Африку, пофотографировать. Мне страшно интересно там побывать, посмотреть на животных… Но не более того. А так — живу и живу. У меня миллион дел, и я занимаюсь этим с громадным удовольствием. Хотя бывает, что не хочется.
Я немного гедонист. Люблю получать удовольствие в самых разных формах. Вот недавно был День благодарения в Америке, я там вырос, и для меня этот праздник очень важен. В этот день дома всегда устраиваем семейный праздник. Я сам готовил, и мы в компании хорошо выпили вина. Я большой любитель вина, иногда думаю: если бы родился заново — стал бы виноделом. Я обожаю лозу, хорошо в этом понимаю. Сделать вино — это особое удовольствие. Вино ведь живое. Когда его закупоривают в бутылку, оно обижено, что было в плену. Поэтому сразу после откупоривания оно не такое вкусное. Вину надо подышать, почувствовать, что от него будут получать удовольствие. И только после этого пить. Если конечно, это хорошее вино.
— Вы давно можете жить в свое удовольствие. Что, кроме удовольствия, заставляет вас работать?
— А я и живу в свое удовольствие. Наверное, одна из причин заключается в том, что я нашел себя. А ведь большинство людей на этой земле занимаются не тем, чем должны. К сожалению, школа и общество не способствуют тому, чтобы человек открыл какое-нибудь дело. Работа — это важнейшая часть моей жизни. Мне жалко людей, которые мечтают о пенсии.
— Некоторые вынуждены работать ради денег. У вас такой необходимости нет. Скажите честно: свой первый миллион вы давно заработали?
— Если переводить с английского, то я — верхний средний класс, обеспеченный человек. Каждый определяет его в денежном варианте по-своему. Человек может считать себя богатым, если у него в долларах миллионов десять. В Америке таких много. Но обычно богатство — это сотни миллионов. Десять миллионов сегодня есть, а завтра их нет. У меня нет и десяти миллионов. Но я обеспечен настолько, что если, не дай Бог, не смогу дальше работать, не стану переживать, как будут жить зависимые от меня люди. Я смогу им помогать.
Я легко расстаюсь с деньгами и получаю удовольствие, что могу себе позволить подарить что-то жене, дочери, внуку и внучке. Или приятелю. Скажем у него важная дата, и я, условно говоря, могу купить ему бутылку «Арманьяка» выпуска его года рождения. Но я не транжира. Зарабатываются деньги непросто, они не растут на кустах и деревьях. Если бы я был совсем один и ни от кого не зависел — другое дело, но когда есть ответственность перед другими людьми, транжирить нельзя.
— Кажется, что Владимир Познер на экране и вне — два разных человека.
— Если говорить о некоторой привлекательности моего образа для кого-то, полагаю, что это потому, что я такой же, как всегда. Я не играю роли. С близкими, может быть, веду себя немного иначе, могу употребить непарламентскую лексику, чего не могу, скажем, сделать в эфире. Но все равно, я все тот же.
— В свое время вы заняли третью сточку в рейтинге мужчин, которых женщины хотели бы видеть в числе своих любовников. Как вы оцениваете такую популярность? Бывало ли, что вы были собою недовольны?
— Трудно говорить такое о себе — я стараюсь отстраняться. В молодости я был красивым и пользовался успехом у дам, никогда моя внешность меня не заботила. С возрастом стареешь, появляются морщины, мешки под глазами… А я человек публичный и должен следить за собой. Стараюсь не поправляться, если что — могу сесть на диету. Мне говорили: мол, неплохо было бы сделать небольшую пластическую операцию — здесь убрать, вот здесь... Но я не делал их и делать не буду. Хотя понимаю, наверное, можно было бы глаза чуть-чуть подправить или еще что-то. Но это возрастные вещи. В мультике «Винни-Пух» ослик Иа смотрит на свое отражение в луже и приговаривает: «Душераздирающее зрелище!» Так и я, когда утром смотрю на себя в зеркало. Но комплексов у меня по этому поводу нет.
— Обращаете внимание на то, что о вас говорят?
— Мне нравится, что многие люди относятся ко мне хорошо. Причем самые разнообразные. Вот на рынке я покупаю картошку, и мужик из под Тулы мне говорит: «Я так люблю вашу программу!» «Ничего себе!» – думаю. Всегда был уверен, что меня смотрят только интеллектуальные люди, получившие высшее образование. И меня такая популярность греет. А то, что есть люди, которые меня не любят, это меня тоже греет. В этом смысле разделяю точку зрения Сирано де Бержерака, который говорил, что «под взглядами врагов я хожу прямее». Это тоже стимул. Но я никогда не читаю, что обо мне пишут критики.
— Никогда бы не подумала, что вы сами ходите за картошкой. Не царское это дело. Экономите на помощниках?
— Вы смеетесь? У меня никогда не было помощников и секретарей. На работу я не хожу, но там есть люди, которые работают над программой «Познер». Есть один человек, который является моим помощником, к нему поступают телефонные звонки, просьбы. Он мне все передает. Но он же мне не домработница... Я сам люблю ходить на рынок и в магазин, за рулем машины — тоже я. Хотя есть водитель, но только потому, что из-за пробок некуда припарковать машину в Москве.
— Но ведь у вас есть ресторан. Там должны быть подчиненные. Легко ли вам уволить человека?
— Ну, это не подчиненные. Рестораном занимается мой брат, он нанимает и увольняет персонал. Единственное, что сделал я, когда родилась идея открыть ресторан моей мамы, — помог с местом. Думаю, я был бы плохим бизнесменом. Надо быть очень жестким и уметь уволить не одного человека, а иногда и всех. Если надо, наверное, смог быть это сделать, но удовольствия от этого не получаю. Могу, если кто-то плохо что-то в ресторане приготовит, пожаловаться на него, и тогда у этого человека могут быть неприятности. Но я не рассматриваю этих людей как подчиненных, потому что я не в штате, у меня нет должности.
— Столкнулась в жизни с одной закономерностью. Если кто-то талантлив, то как человек — не очень хороший. Даже так: чем более талантлив и гениален, тем ужаснее его человеческие качества. Сами о себе вы могли бы сказать: «Владимир Познер — хороший человек?»
— Думаю, да. Я добрый, помогаю людям изо всех сил, воспитал замечательных детей, а это тоже отражение того, кто ты есть. Никогда никого не предал. Конечно, у меня есть грех. И я знаю, какой. Но, в общем, мне кажется, я — хороший человек.
— Какой может быть грех? Вы же не веруете в Бога. Но будь вы верующим, мог бы Господь простить вам его?
— Ну, если посмотреть по Ветхому Завету на семь смертных грехов, кажется, один у меня на душе есть. Не знаю, прощают его или нет. Но, честно говоря, мне все равно. Я атеист. Даже если бы господь был, я так к нему плохо отношусь, что мне не нужно было бы прощения. Понимаю, что это шокирует верующих. Я читал Библию, и неоднократно. Если говорить о христианстве, то у Матфея сказано, что ни один волос не упадет с головы без ведома Господа. Другими словами, бог знает все. И не только знает, но и происходит все по его воле. Если так, то как цунами в Японии унесло жизни 20 тысяч человек, среди которых — дети? Или вот самолет в Казани грохнулся. Это что — по воле бога? Если он такой, то я даже знать его не хочу.
— Если говорите о грехе, значит, на душе тяжело, и хотелось бы его искупить.
— А я искупаю. Причем каждый день. Не скажу как. Но никогда его не искуплю. У меня никогда не будет чувства, что я от него освободился.
— В одном из своих интервью вы сказали, что есть в телевизионном мире пять человек, которым вы никогда не подали бы руки. Назовете их?
— Я предпочитаю этого не делать. Это не проливает свет на меня, на то, кто я есть. Есть несколько человек, которые для меня нерукоподаваемы. Мне жалко, что я когда-то об этом сказал. Думаю, эти люди прекрасно об этом знают. А всем остальным знать это не обязательно.
— Физиолог Павлов вызывал у собак слюноотделение с помощью выработанных рефлексов. Вы — физиолог по образованию. Какие приемы используете, чтобы заставить человека говорить правду?
— Из-за Павлова я и хотел стать физиологом. Он выделил условный рефлекс. Есть безусловные, когда мы моргаем и защищаем глаза... Чтобы быть настоящим интервьюером, нужно быть психологом, чувствовать человека, читать выражение его глаз, лица, что он делает руками. Внимательно слушать и слышать, анализировать тон, каким он говорит. Или услышать то, что он не сказал, но мог бы. Это сложная штука.
— Как тогда объяснить тот факт, что иногда вы не задаете гостям вопросы, на которые заставляете отвечать других интервьюируемых? Яркий пример — неудавшаяся словесная дуэль с Аллой Пугачевой. Было видно, что вы боитесь спросить у нее больше, чем знаете.
— Согласен. Средненькое интервью вышло. Тут сложная история. Я очень люблю ее и не мог задавать жестких вопросов, которые всегда необходимы. Она закрытый человек, и если приходит на интервью, то хочет предстать перед зрителем в определенном образе. И все делает, чтобы этот образ сохранить. Чтобы это сломать, ее надо вывести из себя. Я не стал этого делать. Есть одна причина, о которой я не хочу говорить, хотя это не имеет отношения ко мне лично. Это касается того времени, когда моя супруга (продюсер Надежда Соловьева. — Авт.) работала с Аллой Борисовной. Это было много лет, и там все было непросто. Мне не хотелось, чтобы у Пугачевой возникла мысль, будто жена меня настроила.
Но если вывести ее из себя (а я умею это делать), то непонятно, какими могли бы быть последствия. Я бы не удивился, если бы она встала и ушла. Что тоже было бы неплохо и вызвало большой шум. Но не получилось, виноват.
— Можете выделить какого-то одного гостя? Независимо от лагеря, в котором он сидел?
— Назвать какого-то одного не могу. Но могу честно сказать, что среди тех, кого я интервьюирую, у меня нет друзей. Это правило американской журналистики: нельзя ходить в гости, играть в теннис, выпивать вместе, ходить в баню с потенциальным героем твоего интервью. Потому что это помешает работе.
Но что касается самого интересного. Уже шестой год идет программа. Есть некоторые фрагменты, которые остались в памяти. Интервью с Гайдаром. С большим удовольствием вспоминаю интервью с Хиллари Клинтон, с послом Америки, который в конце программы расплакался. Очень интересным было интервью с Горбачевым. Особенно определенная часть, которая касалась его отпуска. Чубайс… Когда я его спросил: «Вы же знаете, что народ вас ненавидит и многое не прощает. Как вам с этим живется?» Он немного помолчал, посмотрел и сказал: «По-разному». Но в этих словах было столько… Такие вещи не забываются.
— У вас три гражданства. Если все-таки решите уехать, будете хоть немного тосковать и сожалеть?
— Да. Буду тосковать по моим друзьям и дому, который очень люблю.
- И еще, говорят, любовь меняет людей в любом возрасте. Когда вы обрели третье чувство уже в такие солидные годы, в какую сторону новый брак изменил вас?
- Эта любовь сыграла решающую роль в том, как я выгляжу, и кто сегодня есть. Просто решающую. Думаю, я постарел бы гораздо быстрее и может быть, вообще бы постарел. До этого я примирился с ситуацией для меня в какой-то степени безнадежной. Если хотите, именно то, что произошло, стало для меня вторым рождением.
Комментариев нет:
Отправить комментарий