Всем известно, что в Советском Союзе потребление, как и благосостояние граждан, росло год от года, но предметов потребления при этом почти не было (как и их производства), а если и были, то лучше бы их не было. Так, во всяком случае до недавнего времени, думали многие, кому удалось застать свободную от консюмеристских позывов эпоху и поносить школьную форму «веселых» монашеских цветов, попить на улице кваса, разливавшегося тетей в белом халате, и, находясь в отпуске или командировке, вдосталь попользоваться кипятильником.
Однако только что вышедшая в США и Британии книга с броским заголовком MADE IN RUSSIA: Unsung Icons of Soviet Design («Сделано в России: Невоспетые символы советского дизайна») пытается развеять этот стереотип, бросив пристальный взгляд на поп-культуру СССР 60-70-х годов.
Время хрущевской оттепели несколько приоткрыло железный занавес: в 1957 году в Москве прошел Фестиваль молодежи и студентов, а двумя годами позже состоялась Американская национальная выставка, где случились знаменитые «кухонные дебаты» Никсона с Хрущевым.
Все гениальное просто
----------------------<cut>----------------------
Все это привнесло свежую струю в жизнь советских людей, а главное – показало им, как живут на «пресловутом Западе».
Именно тогда советская власть решила, что надо все-таки гражданам предоставить хоть какие-нибудь предметы потребления, а иначе тяга к иностранному дизайну окажется сильнее, чем даже самая светлая мечта о коммунизме.
Как пишет в развернутом предисловии к книге Михаил Идов, один из ее авторов, под чьим руководством это издание увидело свет, все эти события в конечном счете привели к тому, что по распоряжению партии был создан Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики – ВНИИТЭ, занимавшийся разработкой передовых дизайнов.
Трагедия, однако, заключалась в том, что практически ни один из них не превратился в реальность: очень многие остались либо на бумаге, либо были произведены в одном экземпляре и так и не поставлены на поток.
Мешал тому и бюрократический аппарат, и неповоротливая советская легкая промышленность, где части одного целого (будь то бюстгальтер или радиоприемник) производились в разных концах огромной страны.
И все же кое-что доходило до прилавков, и сейчас, по мнению авторов книги, настало время посмотреть на многие тогдашние предметы именно с точки зрения дизайна, поскольку они, как ни странно, содержат очень интересные, зачастую наивные, но порой и передовые идеи.
Авоська и граненый стакан
Авторы намеренно не включили в иллюстративный ряд откровенный кич и постарались доказать, что чисто советским стилем надо считать не конструктивизм 1920-х (поскольку художники этого направления начинали работать еще до революции и состояли в творческом диалоге с западными художниками), а именно то, что было произведено в Советском Союзе за железным занавесом.
Это всем нам хорошо знакомые кипятильник, авоська, наручные часы «Ракета», радиоточка «Тембр-3, аркадная игра «Морской бой», электрогитара «Тоника», олимпийский Мишка, «Мишка косолапый», Хрюша со Степашкой, Ванька-встанька, а также эмблемы серпа и молота, «Аэрофлота» и многое другое.
«В книге есть подтрунивание над некоторыми предметами советского быта, вроде складного стаканчика или кипятильника, — признается Михаил Идов, — но есть и искреннее восхищение некоторыми из них, которые можно переосмыслить сегодня как эко-шик — например, нашу авоську, которую года три-четыре назад я начал регулярно замечать на улицах Нью-Йорка. Это действительно прекрасный портативный и экологичный способ переноса грузов».
Разработанная в 30-х годах ХХ века авоська очень по-советски исключала приватность совершенной покупки — все, что ты нёс, сразу же становилось объектом наблюдений всей улицы, – но она давала возможность быстрого реагирования на стихийный «выброс» товара, будь то апельсины или туалетная бумага. К тому же не будем забывать, что в Советском Союзе каждый шел в магазин со своей сумкой.
Да что с сумками – люди шли «культурно отдохнуть» со своим граненым стаканом, чьим автором была Вера Мухина — та самая, которая произвела на свет знаменитую скульптуру «Рабочий и колхозница», ставшую эмблемой «Мосфильма».
В книге с деликатным юмором рассказывается, что когда лет десять назад эта скульптура была отреставрирована, то кто-то пошутил, что надо бы серп и молот, которые сообща держат рабочий и колхозница, заменить на другое произведение Мухиной — на восьмигранный стакан, прочность которого проверена временем: он же может выдержать не только 250 грамм водки, но и выдерживал первые индустриальные посудомоечные машины 30-х годов.
В посвященной ему главке рассказывается, как этот граненый стакан, который в послевоенные годы производился в количестве 5-6 млн штук в год, стал примером удачного слияния интересов промышленного дизайна и политики правительства.
«Во время своего правления Никита Хрущев в качестве меры по борьбе с алкоголизмом запретил 250- и 125-граммовые бутылки водки. Их заменила 750-граммовая бутыль, разливавшаяся на три граненых стакана, который вмещал аккурат 250 грамм, если наливали до краев».
Стакан устоял при распаде Советского Союза и до сих пор производится в городе Гусь-Хрустальный. Более того — его «двойника» можно обнаружить на полках IKEA, причем в трех разных размерах.
Шар с усиками
Как ни странно, символы советской эпохи, подчас даже не относящиеся к индустриальному дизайну, оказали влияние и на некоторые западные инновации.
«Совершенная форма спутника, этого шара с усиками, как мы его в книге называем, оказала свое влияние на американский дизайн, а точнее, на так называемый стиль Googie в калифорнийской архитектуре и эстетике 1960-х гг. Стали производиться и люстры, сделанные в форме спутника, эти знаменитые Sputnik lamps», — говорит Михаил Идов.
Но все же в основном «творческое оплодотворение» Запада и Востока работало в другую сторону: привезенные с Запада вещи, будь то платье или радиоприемник, разбирались по частям, а затем из них составлялись «оригинальные» копии.
Порой вдохновение посещало и самих членов Политбюро.
Примером тому может служить появление замечательного журнала «Кругозор», внутри которого, помимо текста, были еще и гибкие грампластинки.
Что-то подобное – журнал с пластинкой в конверте — было замечено зорким Никитой Сергеевичем во время его поездки на Запад. «У нас есть такой журнал? — спросил он и, услышав отрицательный ответ, постановил — Будет!»
Однако Советский Союз при помощи закупленного во Франции станка по производству гибких пластинок произвел нечто свое: уникальное и теперь уже неповторимое слияние фотографии, текста и звука, запечатленного на виниловых пластинках, на которых советские меломаны могли послушать не только Эдиту Пьеху и Валерия Ободзинского, но и первые, не пиратские, записи Барбары Страйзанд, Майкла Джексона и даже «Пинк Флойд».
Мне было приятно узнать, что сегодня, спустя 20 лет после прекращения своего существования, сбереженные выпуски этого милого журнала, чье многозначное название придумал писатель Лев Кассиль, сканируются и оцифровываются энтузиастами.
«Веселая фетишизация» и тяжеловесная надежность
Чем же все-таки обусловлена эта, по выражению Михаила Идова, «веселая фетишизация» предметов советского ширпотреба?
Казалось бы, самый очевидный ответ был бы: легкая и уже почти неопасная ностальгия, которая наблюдается не только у эмигрантов из СССР, но и у тех, кто живет в новой России.
«Это потом, уже в конце 70-х, до людей дойдет, что это все страшно загрязняет нашу маленькую зеленую планету, а в 60-е они просто заходятся от восторга, что можно легко избавляться от вещей»
Однако по мнению заместителя директора Музея города Санкт-Петербурга, историка Юлии Демиденко, помимо этой этнографической попытки осмыслить советскую эпоху, очевиден также интерес к 60-м годам ХХ века, который наблюдается сегодня не только у бывших советских граждан.
Именно в эту эпоху развивается консюмеристская модель общества, когда вещи начинают очень быстро сменять друг друга, некоторые полностью уходят из обихода, и, кроме как у коллекционеров, их просто не найти.
«Это само по себе уже повод для пристального внимания и особого к ним интереса , а потом, мне кажется, что 60-е годы эта была последняя романтическая эпоха не только в СССР, но и на Западе, — рассуждает Юлия Демиденко. — А ведь романтизм проникнут особой верой в человека и человечество, в его будущее, когда казалось, что счастливое Завтра настанет именно завтра, а не при жизни наших детей и внуков».
«Тогда считалось, что эти вещи, произведенные из новых материалов — пластика, нейлона, кримплена – вас освобождают для чего-то более важного, творческого. Эти вещи не надо хранить в дорогих сервантах, их можно просто выбросить, не жалея. Это потом, уже в конце 70-х, до людей дойдет, что это все страшно загрязняет нашу маленькую зеленую планету, а в 60-е они просто заходятся от восторга, что можно легко избавляться от вещей».
Парадокс, однако, и в том, что многие тогдашние товары делались на совесть, по старым стандартам, и оказывались чрезвычайно долговечными, как, например, фотокамеры ЛОМО, до сих пор пользующиеся популярностью у любителей нецифровой фотографии.
По мнению Михаила Идова, причина возврата интереса к вещам тех лет еще и в том, что в наше высокотехнологическое время у людей вновь появилась тяга к аналоговым вещам, к их материальной сути, к их тяжеловесной надежности.
«Мы немножко устали от того, что у нас в руках «волшебные коробочки», которые делают все, что нам нужно, но мы не понимаем, как именно они это делают, — говорит он, — Нам хочется подергать пленку, хочется заменить масло на чем-то, и советские предметы удовлетворяют эту жажду — они простые, понятные, и во многих случаях сделаны на века».
Комментариев нет:
Отправить комментарий